Луна, ты алыми серпами в зыбком зеркале сырого асфальта ложишься под колеса, устилая путь машин шумных, лязгающих своим металлическим нутром хуже дракона, заставляющего вот точно так же греметь пустые доспехи вот только недавно испепеленного одним выдохом рыцаря. В такие ночи, в танце темноты и багрянца, я все еще слышу его. Слышу его голос у себя за спиной, оставаясь немым и не к такому. Он – как я, только с другим знаком перед цифрой. Мы никогда не будем квиты. Он всегда высоко, далеко, иногда – за плечом, порой – перед глазами. Следующий свидетель. Грядущий палач. Мой бич, мое проклятье, мой Ад, что не должен узнать ни капли, ни песчинки тех секретов и горя, что хранятся вот тут, за хрупкой стенкой виска.
Любовь моя, ты видел все то, что видел здесь я. Видел все, что делал я. Возможно даже мог предугадать, что могу сделать я. Все мои бледно-серые, застывшие настороженно тени мыслей, планов, ощущений. Ты мог видеть меня в истинном таком значеньи и обличьи, мог содрать любую маску, поднять на поверхность любые краски, знал мое истинное имя, знал то, что бежит у меня под кожей. Вода из того вонючего пруда или кровь? Я все помню о нашем времени. Я не забыл. И мог бы, как бы ни хотел, ни старался. Наши встречи либо случайны, либо фатальны. А в случайности веры нет, понимаешь?
Ты не даешь мне жить по сей день. Все, то бы я ни делал, ни планировал, то воображаю твой взгляд, способный продырявить мне затылок навылет. Эта «пуля», что ничуть не лучше той, которая тогда острой болью впилась мне почти в самое сердце не без помощи чужой руки, навязчивой иллюзией присутствия крепко сидит во мне, я не совершаю ошибок, даже когда ситуация тонкая, на грани фола. И сколько раз я ни сгорал бы заживо, ни разбивался с высоты, ни оседал бы под тяжестью свинца и стали, ты пробуждаешь меня вновь в моей смятой постели. Каждый. Чертов. Раз.
Ты сделал меня своим неубиваемым героем. Почти антагонист. Ты сломал меня, расплавил, вылил в чугунную форму, выковав то, что я есть сейчас. Не могу сказать, что я потерял что-то из себя. Нет. Хуже. Оно все просто нахрен сгорело. Это смешно, мне кажется. «Бессердечный герой». Хуже сказки, вылетающей из глотки дебила. Думаю, если я мог бы найти этот бьющийся в груди комок мышц и плоти, то мог бы разомкнуть наш невероятно увлекательный круг. А пока что… ты ртутью выжигаешь из меня все, что могло бы появиться с годами, не оставляя даже шрамов. Ни одного следа. Красиво. Тонко. Холодно. Смертельно. Но я знаю, где эти шрамы, они изумительно смотрятся на пальцах, запястьях, предплечьях.
Люди очень любопытными находят такого рода отношения, название у этого чувства громкое. Ненависть. Ненавижу тебя, моя старая, незабвенная любовь. Ненавижу тебя. Ах, если бы я умел это чувство вырвать из своей груди. Сжечь и пустить по ветру.

О Джастине Грэндалле.